Учебный год 1944-1945, Гораций Слагхорн:
То был гораздо боле молодой Гораций Слизнорт. Гарри так привык к его лысине, что вид густых, блестящих соломенных волос Слизнорта привел его в полное замешательство. Голова профессора казалась накрытой соломенной крышей, хотя на самой макушке уже красовалась блестящая проплешина размером с галеон. Усы Слизнорта, не такие пышные, как теперь, отливали светлой рыжиной. И дороден он был не так, как Слизнорт, которого знал Гарри, хотя золотые пуговицы его богато вышитого жилета явно испытывали сильное напряжение. Маленькие ступни Слизнорта покоились на бархатном пуфике, он сидел, откинувшись на высокую спинку уютного кресла, одна его рука сжимала винный бокальчик, другая перебирала в коробке засахаренные дольки ананаса.
Вокруг хозяина кабинета расположилось с полдюжины подростков, сиденья у всех были пониже и пожестче, чем у Слизнорта.<...>Правая рука Реддла привольно лежала на подлокотнике его кресла...
Гарри в замешательстве оглядел кабинет, маленькие золотые часы, стоявшие на присьменном столе Слизнорта, отзвенели одиннадцать.

~1945, "очень старая и очень богатая волшебница" Хэпзиба Смит
Он провалился в темную пустоту и скоро очутился в какой-то гостиной, прямо перед необъятно толстой старой дамой в замысловатом рыжем парике и поблескивающем розовом одеянии, которое придавало ей сходство с подтаявшим тортом-мороженым. Дама разглядывала себя в маленьком, усыпанном самоцветами зеркальце, нанося большой пуховкой румяна на свои и без того алые щеки, а самая крошечная и дряхлая из когда-либо виденных Гарри эльфов-домовиков зашнуровывала на ее мясистых ногах тесноватые атласные домашние туфли.
Похлеба распрямилась, дама отложила пуховку. Макушка эльфа едва доставла до подушек кресла, в котором восседала Хэпзиба; сухая, точно бумага, кожа старой служанки свисала с ее костей вместе с чистой холстиной, задрапированной на манер тоги.
Служанка суетливо засеменила из гостиной, загроможденной до того, что трудно было понять, как можно пройти по ней, не налетев по крайней мере на дюжину предметов. Здесь теснились застекленные, наполненные лаковыми шкатулками шкафчики, большие шкафы были забиты книгами с тиснеными золотыми переплетами, полки уставлены земными и небесными глобусами, повсюду стояли бронзовые ящики с цветущими растениями - одним словом, гостиная походила на помесь лавки магических древностей с оранжереей.
Через пару минут служанка возвратилась, за нею следовал молодой человек, в котором Гарри без труда узнал Волдеморта. Простой черный костюм, волосы отпущены чуть длиннее, чем в школе, впалые щеки...
- Прошу вас, мадам, - пропищала служанка, и Гарри увидел две стоящие одна на другой кожаные шкатулки, которые плыли по гостиной словно сами собой, хотя он понимал, что это крошечная Похлеба держит их на голове, пробираясь между столов, пуфиков и ножных скамеек.
Старуха сдвинула изящную филигранную защелку, откинула крышку шкатулки. Внутри на малиновом бархате покоился тяжелый золотой медальон.

Периоду детства и обучения Реддла характерен переход от устаревших тенденций моды (в нашем понимании это смесь викторианства с рококо) к классическому английскому мужскому костюму, в котором Том приходит к Хэпзибе Смит. Этот переход был крайне стремителен - подобный скачок развития не характерен маггловскому миру. В одно-два поколения гибрид викторианства и рококо, классический костюм для магического мира, который мы можем наблюдать на примере парадных мантий (или мантий Святочного Бала, например. В нашем мире подобную роль играет фрак) отходит в прошлое, сменяясь класическим английским однотонным черным костюмом (без традиционной полоски 30-х, упоминания которой в описании Роулинг мы не встречаем, или цветности 40-х).

"В 1858 году Теофиль Готье опубликовал небольшую статью «Мода как искусство», свидетельствующую о его тонком понимании костюма. Сторонник «чистого искусства», он здесь стал теоретиком одежд и тканей, усмотрев в этих донельзя конкретных материях симптомы жизненно важных для XIX века перемен. Продолжая традицию Бальзака и Барбе д'Оревильи и предвосхищая бодлеровские очерки о денди, Готье размышляет о том, как модный туалет служит одновременно и для сходства, и для различия. Но как позднего романтика его не радует воцарение черного цвета в мужском костюме. Ностальгизируя по разноцветным одеждам минувших лет, он видит в черном фраке символ траура и унылой монотонности, триумф униформы."(Григорий Хубулава, "PM MagaZine, Мода и Философия", выпуск Май 2006(1).)
Неясно, какую роль выполнял однотонный черный костюм в магической Англии - миру Роулинг характерен сумбур моды. Связан ли он с какой-то общественной депрессией, декадансом, вызванным эмоциональным спадом после быстрого развития костюма? Был ли этот скачок спроецирован развитием магических искусств? Было ли это желанием отказаться от традиционного консерватизма одежды?
Либо же, в самом деле, это "триумф униформы", попытка вырваться и что-то изменить в надоевших устоях, завершившийся мрачным унынием верхней одежды?
Я предполагаю, что столь резкое изменение костюма было связано в большей степени с унынием, нежели развитием. Консервативные формы утратили былой блеск, маггловская мода начинает просачиваться в мир магов. Цветность, узоры, лоск, это подчернуто-аристократическое роккоко-викторианство идет на уступки комфорту. Одежда приобретает смешенные варианты старого и нового образцов.
Классика и современность:

Неизменной остается школьная форма. И - квиддич. Внешняя форма любой ценой, пусть даже в ущерб комфорту - этот, скажем так, девиз характерен всем закрытым школам, "институтские" правила, как известно, отличающиеся большей жесткостью традиционализма, нежели частные пансионы.
Хогвартс представляет собой не пансион - это институт. Внешняя атрибутика неизменна.

Однако вернемся к нашим баранам во взрослый мир.
Вы полагаете, аристократия откажется от своих устоев и ценностей так просто? Значит, вы не прирожденный аристократ.
Следует различать аристократизм Малфоев, Блэков, Лестренджей и аристократизм Хэпзибы Смит. Рассмотрим вначале второй вариант - он проще.
Хэпзиба Смит остается верна своим правилам. Она представляет собой типаж безвкусной молодящейся женщины, живущей былыми годами, а не реальным временем. Вряд ли следует утверждать, что пришествие "новых времен" заставляет ее меняться. Она отчаянно держится за то, что всегда считала для себя высшим лоском, и не способна трезво оценить, что ее величие утратило прежний лоск и приобрело вульгарность. Ее комнаты представляют собой гнездо богатой сороки, набравшей интересные предметные экземпляры эпохи и держащей их без какого-либо порядка в своем гнезде. Никакое изменение событий не способно заставить ее ощутить смену настроения - мадам излишне сконцентрирована на эгоцентризме.
Что же происходило с теми фамилиями, что не были ориентированы на упадничество, с развивающимися семействами? Безусловно, их консерватизм обладал более разумными рамками. Они впитывают в себя лучшее из предлагаемого новым временем, ассимилируя к обстоятельствам. Ненавязчиво изменяя механизм развития костюма, притормаживая вторжение маггловской моды в волшебный мир. Они предлагают своеобразный внешний компромисс - и депрессия затихает, успокаивается, хотя пока еще, во времена молодости Реддла, и не выходит из этапа декаданса. Это произойдет чуть позже, когда у эпохи обозначится лидер-реформатор.

Площадь Гриммо, 12. Дом Блэков. 1995г.
Гарри начал подниматься на крыльцо по истертым каменным ступеням, не отрывая глаз от возникшей из небытия двери. Черная краска на ней потрескалась и местами осыпалась. Серебряный дверной молоток был сделан в виде извивающейся змеи. Ни замочной скважины, ни ящика для писем не было.
Люпин один раз стукнул в дверь волшебной палочкой. Гарри услышал много громких металлических щелчков и звяканье цепочки. Дверь, скрипя, отворилась.
Здесь впервые можно столкнуться с магическими замками, по всей видимости реагирующими на особое невербальное заклинание. Магические замки упрощают сложную систему чар, которую пришлось бы накладывать, чтобы дверь пропускала только "своих". Более того, я полагаю, именно магические замки делают несанкционированное вторжение в зачарованную собственность очевидным. Предлагаю такую схему: заклинание огибает сплошным магическим полем всю территорию объекта, ключом-паролем является невербальное заклинание, прикрепляемое к конкретному месту, иными словами, даже произнеся с противоположной стороны дома это заклинание, войти можно будет только через открывшуюся дверь . В случае дома Блэков заклинание работает еще и только при соприкосновении палочки с дверью. Никак иначе туда, по всей видимости, проникнуть невозможно.
Аналогичным образом устроена, я думаю, охранная система Хогвартса - проникнуть туда можно только зная заклятие-пароль и только через центральные ворота (речь не о внутренних потайных ходах, по всей видимости, незащищенных, а о вторжении на территорию). И все же, существует контр-заклятие, форсмажорное заклинание, снимающее всю охрану территории в экстренной ситуации. Именно этой системой форсмажорного окончания действия чар Дамблдор и пользуется в 6-й книге.

Раздалось тихое шипение - и на стенах ожили старинные газовые рожки. В их слабом мерцающем свете возник длинный мрачный коридор с отстающими от стен обоями и вытертым ковром на полу. Над головой тускло отсвечивала затянутая паутиной люстра, на стенах вкривь и вкось висели потемневшие от времени портреты. Из-за плинтуса до Гарри донеслось какое-то шебуршание. И люстра, и подсвечники на расшатанном столе были оформлены по-змеиному.

Вряд ли антураж здания изменялся со времен ранней молодости младших Блэков (Беллатрикс, Андромеды, Нарциссы, Сириуса и Регулуса, 50-е). Я же предполагаю, что внутреннее оформление залов и коридоров сохранялось еще с начала 1900-х.

Приложив палец к губам, она [Молли Уизли] провела его мимо пары длинных, изъеденных молью портьер, за которыми, предположил Гарри, должна была находиться еще одна дверь. Они миновали большую подставку для зонтов, сделанную, казалось, из отрубленной ноги тролля, и начали подниматься по темной лестнице. На стене Гарри увидел несколько сморщенных голов, расположенных в ряд на декоративных пластинах. Приглядевшись, он понял, что это головы домовых эльфов. У всех - одинаковые носы-рыльца.
- Святая цель его [Кричера] жизни - чтобы ему отрезали голову и вывесили ее на дощечке, как голову его матери, - раздраженно сказал Рон.
Любопытная деталь - вероятно, только лучшие из домовых эльфов удостаивались чести быть прибитыми к дощечке. Это словно увековечивало их в семье. Доска почета, лучшие из лучших, они получали право на внимание хозяина, право быть украшением гостиной его рода.
Таким образом, я думаю, Добби должен был считаться не просто выродком - невероятным позорищем среди всех эльфов. Терпели его только потому, что приказ не позволял не делать того, что они должны были делать рядом с ним.
Я не говорю про процедуру передачи одежды - думаю, эльфы должны были это считать самым страшным днем своей жизни. Их лишали смысла существования. Не убивали - лишали всего, что составляло для них ценность.

Гарри пересек грязную лестничную площадку, повернул дверную ручку спальни, сделанную в виде змеиной головы, и открыл дверь.
На мгновение он увидел мрачную комнату с высоким потолком и двумя кроватями.
Змеиный антураж, надо сказать, крайне смущает меня. Вряд ли это была дань моде Реддловской эпохе - возможно, фетиш змеи был издревне популярен в аристократическом обществе, как маггловские львиные головы в заведениях античного/римского стиля или драконьи головы в подражание эпохам Древнего Китая.
Есть и другой вариант. Все волшебники Британии учатся в одном учебном заведении - Хогвартсе. Распределение по факультетам не является простой сортировкой - это старт, это вхождение в определенное общество. Это тот знак - лев, змея, барсук или ворон - который они пронесут через всю свою жизнь. А, значит, Слизеринцы не зря кичились своей слизеринскостью - это их первая победа, это их первая возможность сразу же проявить себя среди детей древних семей, среди лучших отпрысков аристократических родов. Впрочем, точно так же могли бы гордиться и Равенкловцы, и Гриффиндорцы, и представители Хаффлпаффа. Каждый из выпускников их факультета тянул "своих" - и, я думаю, Гораций Слагхорн со своим клубом не был единственным экземпляром в своем роде. И, если годы обучения Тома Реддла еще не были ознаменованы расцветом подобных кружков поддержки, поколение Люциуса Малфоя и Беллатриссы Лестрендж было воспитано в атмосфере кумовства и карьерного роста посредством "своих", привилегии раздавались по критерию принадлежности клубу/кругу лиц.

... они, чуть опередив остальных, вышли из коридора на узкую каменную лестницу и стали спускаться по ней на кухню.<...> Спустившись за крестным отцом до самого низа лестницы, он вошел в подвальную кухню.
В этом похожем на пещеру помещении с грубыми каменными стенами было так же мрачно, как в коридоре над ним. Главным источником света был большой очаг в дальнем конце кухни. За мглистой завесой трубочного дыма, стоявшего в воздухе как пороховой дым битвы, угрожающе вырисовывались смутные очертания массивных чугунных котелков и сковородок, свисавших с темного потолка. Посреди множества стульев и кресел, которые принесли для участников собрания, стоял длинный деревянный стол, заваленный пергаментами, заставленный кубками и пустыми винными бутылками.
<...>
- Все это после собраний надо убирать немедленно, - резко сказала она [Молли Уизли] и поспешила к старинному кухонному шкафу, откуда стала вынимать тарелки.
Итак, кухня. Расположена в пещерообразном подполе, оборудована необходимой утварью. Будет логичным предположить, что здесь эльфы-домовики готовили еду своим хозяевам, а позже подавали в столовую, расположенную на первом этаже здания.
После гостиной настала очередь столовой на первом этаже. Когда в буфете там обнаружились пауки размером с блюдце, Рон быстро вышел налить себе чаю и не возвращался часа полтора. Весь фамильный фарфор с геральдическим украшением и девизом Блэков Сириус бесцеремонно побросал в мешок, и такая же участь постигла старые фотографии в потускневших серебряных рамках. Те, кто был на них изображен, пронзительно вопили, когда разбивались покрывавшие их стекла.
Сервиз, очевидно изготовленный на заказ, служит не только по своему прямому назначению (если бы это было только так, логичнее было бы расположить утварь на кухне), но и является предметом гордости семейства Блэков. Думаю, стенки буфета были стеклянными, чтобы каждый желающий посетитель мог ознакомиться с кубками и тарелками.
- Да, - ответил Сириус, глядя на кубок без всякого удовольствия. - отличнейшая вещь пятнадцатого века с фамильным украшением Блэков, гоблинская работа.
Сириус, всегда избегавший характерного семье Блэков демонстративного подчеркивания собственной исторической значимости, говорит о происхождении кубка без запинки и раздумий, как хорошо выученный в детстве урок. Историю своего рода, историю каждого уголка, каждой частицы, каждого украшения своего дома Блэки знали наизусть смолоду.

Через полчаса Гарри и Рон, быстро одевшись и позавтракав, поднялись на второй этаж и вошли в гостиную - продолговатую серую комнату с высоким потолком и грязными серо-зелеными гобеленами. Из ковра при каждом шаге вылетало облачко пыли, а в длинных болотного цвета бархатных шторах стояло какое-то жужжание, словно там роились невидимые пчелы.
<...>
- Я кормил Клювокрыла, - добавил он [Сириус Блэк], отвечая на вопросительный взгляд Гарри. - Я держу его наверху, в спальне моей матери. А что касается этого стола...
Он кинул сумку с крысами на кресло и склонился над письменным столом с запертой тумбой, который, как только теперь заметил Гарри, слегка подрагивал.
<...>
Миссис Уизли показала на пыльные застекленные шкафчики, стоявшие по обе стороны от камина. Они были битком набиты всякой всячиной: тут тебе и коллекция ржавых кинжалов, и когти, и свернутая кольцами змеиная кожа, и потускневшие серебряные шкатулка с надписями на неведомом Гарри языке, и, самое неприятное, изысканный хрустальный графинчик со вделанным в пробку большим опалом, наполненный, вне всякого сомнения, кровью.
<...>
К счастью, работа требовала немалой сосредоточенности, потому что многие предметы, когда их снимали с пыльных полок, всячески сопротивлялись. Сириус изрядно пострадал от серебряной табакерки: за считанные секунды укушенная ею кисть руки покрылась нехорошей коркой, похожей на жесткую коричневую перчатку.
- Ничего страшного, - сказал Сириус, с интересом исследуя руку. Потом, легонько коснувшись ее волшебной палочкой и вернув кожу в нормальное состояние, добавил: - Похоже, Бородавочный порошок.
<...>
Когда Гарри взял с полки неприятного вида серебряный инструментик, похожий на многорукие щипчики, вещица по-паучьи побежала по его руке и попыталась проколоть кожу. Сириус схватил ее и прихлопнул увесистой книгой, называвшейся "Природная знать. Родословная волшебников". Среди прочего в шкафчиках обнаружилось, например, такое: музыкальная шкатулка, начавшая, когда ее завели, издавать чуть зловещую, бренчащую мелодию, от которой все почувствовали странную слабость и заснули бы, если бы Джинни не догадалась захлопнуть крышку; массивный медальон, которого никто не смог открыть; несколько старинных печатей; и, наконец, в пыльной коробочке орден Мерлина первой степени, врученный деду Сириуса "за заслуги перед Министерством".
<...>
Сириус пересек комнату [до сих пор он стоял у двери, если, конечно, нам не забыли указать его перемещения] и подошел к гобелену во всю ширину стены, который Кикимер пытался уберечь. Гарри и другие последовали за ним.
Гобелен выглядел немыслимо старым. Он сильно выцвел, и местами его проели докси. Но золотая нить, которой он был вышит, блестела достаточно ярко, чтобы видно было ветвистое родословное дерево, берущее начало, насколько Гарри мог понять, в глубоком Средневековье. На самом верху гобелена крупными буквами значилось: "Благороднейшее и древнейшее семейство Блэков". Чуть пониже девиз: "Чистота крови навек".
Итак, что же представляла собой гостиная Блэков, сердце фамильного дома? Каменный пол, покрытый ковром, высокий потолок, серые обои, тяжелые болотного цвета бархатные шторы, серо-зеленые гобелены на стенах. По обе стороны камина расположены шкафчики с сувенирами Блэков: мелкие необычные артефакты, коллекция кинжалов, украшения, змеиная кожа. Своеобразный многоуровневый (ведь не на одной же полке все это уместилось, верно? :)) алтарь, на котором собраны наиболее интересные экземпляры достояния Блэков, наверняка вещи "с историей", памятные бесценные безделушки, достойные того, чтобы их поместили в главное помещение дома. Экспозиция коллекционера.
Практически все эти вещи предназначены не для непосредственного использования, а для публичного просмотра. Это, безусловно, музейные экспонаты, атрибутика величия, а не полезная утварь. Хочу, однако, привлечь ваше внимание к самым, на мой взгляд, ценным для исследователя экземплярам коллекции - "несколько старинных печатей". Если эти печати принадлежали Блэкам (а если не им, то зачем хранить чужие печати в своем доме?), имеет смысл предположить, что в неопределенном отдаленном прошлом Блэки занимали руководящие посты в Министерстве (как единственном бюрократическом магическом заведении Британии), либо вели как минимум одно собственное дело, об успешности и масштабах которого можно судить по слову "несколько" - либо одна из печатей истаскалась, и ее пришлось заменить другой идентичной (в данном случае дело было одно, и имело определенный продолжительный успех), либо дел было несколько, и судить об их успешности по количеству печатей мы не можем. Впрочем, не думаю, чтобы Блэки хранили в своем доме хоть что-то, связанное с их неудачами - а, значит, эти печати в любом из случаев подчеркивали неколебимую безупречность семьи - либо высокий пост в Министерстве, либо удачное
вложение в какую-либо кампанию/компанию.
Центральным объектом внимания в гостиной, бесспорно, было генеалогическое древо, раскинувшее свои ветви по всей длинне стены, специально отведенной под гобелен.

Порой, однако, посетители задерживались, чтобы помочь. Тонкс, к примеру, была в доме в тот памятный день, когда в туалете на верхнем этаже обнаружили затаившегося кровожадного призрака. Люпин, который жил в доме Сириуса, но надолго покидал его ради каких-то таинственных дел Ордена, помог им привести в порядок стоячие часы, имевшие неприятную привычку выстреливать в прохожих увесистыми деталями механизма. Наземникус немножко исправился в глазах миссис Уизли, когда избавил Рона от старинной пурпурной мантии, принявшейся его душить, едва он извлек ее из платяного шкафа.
Комплект малополезных артефактов как у Блэком, так и у Хэпзибы Смит, свидетельствует о том, что коллекционирование занятных артефактов было присуще аристократическим семьям. Думаю, это было своеобразным хобби.